Попав в эту, необычную для меня среду, я много наблюдал за людьми. В своём теле, в будущем, я слышал разное про ГУЛАГ, а сейчас имелась возможность увидеть такую жизнь воочию. Ещё месяца не прошло, как я попал сюда. Однажды проходя мимо зэка, которых здесь называют «мужиками», услышал разговор.

– Здесь в лагере можно сказать, что рай. Я в прошлую ходку отбывал под Воркутой, там начальник был просто зверь. Кормёжка такая, что в пору ноги протянуть, – рассказывал один заключённый, который отбывал наказание явно не в первый раз.

Действительно мне не показалось, что здесь в лагере прямо ужас ужасный. На нарах тюфяки³⁵, набиваются сеном, вместо подушки то же самое. Но главное раз в месяц меняют. Чехлы от тюфяков стирают. По слухам местных зэка начальник лагеря страсть как не любит клопов. Даже говорят бесится от таких сведений. Имеется баня, чтобы заключённые не завшивели. Да даже взять то, что мы с Антоном занимались примитивной охотой и нам никто не мешал, тоже ведь показатель. Производство налажено. На пилораме пилят шпалы, брус и доски разной толщины. Есть столярный цех, где собирают мебель. Хотя подозреваю, что начальник лагеря делает, что называется деньги. У него даже фамилия подходящая Зельцман. Кроме столярной мастерской имеется подсобное хозяйство, разводят свиней, крупный рогатый скот. Куда девают мясо? Здесь ничего сказать не могу, не выяснял. Что-то попадает в котлы заключённым, но редко и мало. Разве что хвосты и копыта. Охрана питается хорошо, что-то наверняка сдают государству. Опять же те заключённые, что работают на мебельном производстве питаются сносно. За блатных ничего не скажу, сами они работают редко, можно сказать никогда, зато питание приличное. У того же Пепла и его окружения всегда есть чай и сахар. Мой приятель Ловкач тоже не голодает, он картёжник виртуозный. Что надо выигрывает в карты. От своего приятеля слышал, что тело, в котором я сейчас, мог бы стать крутым взломщиком, Пепел хотел в ученики его взять, но что-то пошло не так. Я до сих пор не знаю по какой причине Пепел и Жерех до ссоры дошли, а бойцы Пепла избили моего деда, ну естественно двоюродного. Отношения между политическими и уголовниками простыми не назовёшь. Время от времени уголовники дубасят политических. До массовых драк в этом лагере не доходит, охрана пресекает. Я подозреваю, что уголовники поддерживают здесь тот порядок, который нужен начальнику лагеря. Надеюсь, что я свалю отсюда вскоре. А предпосылки имеются. Часть спецконтингента стали активно вызывать на разговор к куму³⁶, есть здесь такой сотрудник лагеря, который занимается оперативной работой. То, что кум выводит на разные разговоры никого не удивишь, понятно, что вербует или информацию собирает. Занимается здесь в лагере этим старший лейтенант госбезопасности Легаев. Меня тоже вызвали на такой разговор.

– Гражданин Волжин, у тебя есть возможность искупить свою вину перед Родиной. Для этого требуется написать заявление, что ты добровольно желаешь отправиться на фронт защищать Советский Союз от фашистского захватчика. Статья у тебя нетяжёлая, так что вполне подходишь, – начал промывать мне мозги опер.

– Я с превеликим удовольствием, гражданин начальник, – сразу согласился я.

Мой ответ явно удивил, а может разочаровал опера, его лицо от удивления даже вытянулось, а брови поползли вверх. Наверняка ожидал, что я буду всячески отпираться от такого «счастья». Ведь Роман Волжин относился к статусу «блатных», статьи соответствующие – кража и грабёж.

– Даже так? Тогда пиши заявление, на следующей неделе всех добровольцев вывезут, так сказать, будет отправка на фронт, – велел опер, оправившись от удивления.

Подозреваю, что кум не один раз пытался обрабатывать моего родственника на предмет стать стукачом³⁷, но наверняка потерпел неудачу, вот и удивился моему поведению и согласию сейчас. Кум отпустил меня, как только я нацарапал на бумаге своё заявление. Выйдя из оперчасти, я задумался. О том, что я решился на добровольца Пепел узнает быстро, у меня могут появиться серьёзные проблемы. А зачем мне проблемы? Правильно, совсем не нужны. Надо прожить в лагере несколько оставшихся дней спокойно. Потому пойдём на хитрость. Как я и ожидал, Пепел дёрнул меня на разговор в первый же вечер.

– Жерех, ты заявление накатал, торопишься служить комиссарам? Понимаешь, что тебя определят в ссученные? – зло и с явной угрозой заговорил со мной авторитет.

– Никому я служить не собираюсь, мне вольным нравится быть. На рывок пойду, как только возможность появится, – ответил я, не отводя взгляда от лица авторитета.

– Тебе же всего три года осталось отзвонить³⁸. С чего вдруг такая смена настроения, здесь вполне тепло и уютно? – удивился Пепел.

– Не вижу смысла терять три года. Сейчас война, много возможностей появилось. Те же интенданты на своих складах жиреют, а бог велел делиться, – улыбаясь ответил я.

По выражению лица Пепла заметно, что я здорово его озадачил. Он молчал минуты три, не меньше, о чём-то размышляя.

– Ловкач с тобой пойдёт? – задумчиво спросил Пепел.

– Не знаю, у Ловкача своя голова есть, пусть думает. К тому же срок у него меньше, чем у меня, я ему не отец родной, чтобы решение за него принимать, – ответил я, размышляя о том, пойдёт за мной мой приятель или нет.

– Считаешь, что будет возможность рвануть? – вновь переспросил Пепел.

– Там забора нет, а возможности всегда есть, их только увидеть надо и не прозевать, – я даже ухмыльнутся для убедительности.

– Ладно, ступай мне подумать надо, – закончил наш разговор Пепел.

Я покинул закуток авторитета с мыслью, что надо вновь поговорить с приятелем Антоном, чтобы у него не было ложной информации. Вечером поговорить не получилось, внутри барака не то место, где такие разговоры вести. А на улицу не выйти, бараки стали закрывать на ночь. То, что кто-то в туалет захочет, администрацию лагеря не волнует. Ловкач как обычно сел в карты играть, теперь его до полуночи из-за стола не вытянешь. Я улёгся на нары, решил выспаться, поговорю с приятелем завтра.

На следующий день, как приехали в лесную деляну, бригадир объявил, что сегодня требуется свалить не менее трёх десятков кедров. Явно для мебели древесину готовят. Нам с Антоном по статусу топором махать не положено, так что занялись привычным занятием, ставили петли для ловли боровой птицы и зайцев. Когда закончили, вернулись к костру, чайком побаловаться.

– Антон, а чего конвой так халатно смотрит на то, что мы по лесу бродим? – решил я начать разговор с приятелем.

– Бежать в этих краях некуда, кругом болота. Если вертухаи³⁹ с псами не догонят, то в болтах пропадёшь. Отсюда один путь по реке, другого нет, – ответил Антон, он уже не удивлялся тому, что я некоторые моменты не помню.

Антон разлил чай по кружкам. Я заметил, что мой приятель, когда рядом нет других жуликов, чифирь не пьёт, возможно, что не подсел на этот напиток, так как чифирь может вызывать привыкание.

– Антон, ты в курсе, что я дал согласие на добровольца? – спросил я.

– Ты же сам говорил, что собираешься на фронт, – почему-то мрачно ответил Ловкач.

– Я Пеплу сказал, что на рывок собираюсь, чтобы они мне в оставшиеся дни жизнь не усложняли, – коротко пояснил я.

– Да знаю я, ко мне с вопросами подходили, я сказал, что ты сам решаешь, что тебе делать. Гарантию дам, что Пепел с тобой людей отправит. У него какие-то дела в Москве не терпят отлагательств, а заодно поручит своим упырям тебя замочить, если ты вдруг откажешься бежать, так и знай, – всё с тем же мрачным выражением лица произнёс Антон.

Мы помолчали, я чувствовал, что приятель сильно расстроен, хоть и старается не показывать этого.

– Антоха, давай со мной. Мы же с тобой друзья не разлей вода, разве не так? – решил я попробовать уговорить Ловкача ещё раз.

Приятель резко повернулся ко мне, рванул себя за ворот, но вдруг мгновенно успокоился.

– Ну чего ты рвёшь мне душу, Ромка? Да и воевать я не умею, кстати ты тоже. Убьют нас в первом же бою, точно тебе говорю, – тихо проговорил Антон.