– Не убьют, я везучий, а значит моё везение на тебя распространяется. Воевать тебя научу, обещаю, – совершенно искренне высказался я, нравился мне приятель моего двоюродного деда.

– Ага, здорово нам помогло твоё везение, когда нас за магазин сцапали. Научит он, сам не умеет, а научит, – откровенно усомнился Ловкач в моих словах.

– Мы же с тобой пьяные были, сам говорил, а на войне главное не зевать, быть постоянно осторожным, вместе научимся. Жизнь свою изменим, нормальными людьми станем, – мне очень хотелось, чтобы Антон согласился.

Антон ничего мне не ответил, выплеснул остатки чая в костёр и пошёл проверять петли на птиц. Весь оставшийся день мы не разговаривали до самого вечера, даже возвращались в лагерь молча. После ужина Ловкач сел в очередной раз играть в карты, а я ушёл спать.

Прошла неделя, в субботу был банный день, на работу в лес никого не вывозили. Трудились в цехах, но только до обеда. Я в очередной раз убедился в том, что начальник лагеря здесь первый после бога, как захочет, так и будет. А в воскресенья приехали гости. Хотя какие гости к чертям собачьим? По реке катер притащил баржу. Оборудованную под транспортировку заключённых. Сразу после завтрака нам объявили прямо в бараке, что будут вызывать по списку народ.

– Все, чьи фамилии назову, выходить строиться во двор, свои вещи берите с собой, – объявил сержант госбезопасности из конвойных.

Вызывали по алфавиту, мою фамилию назвали в числе первых. На улице стояли конвойные и сразу загоняли нас в строй. Вскоре вышел Антон, он прошёл к строю и встал рядом со мной. Значит мой друг решился идти со мной, что меня радовало. В бараке видимо поднялся шум, так как туда забежали с десяток конвойных. Я оглянулся на барак.

– Политические бузят, контриков⁴⁰ не берут, хоть и просятся они. Пепел всё же засунул своих, посмотри на тех, что стоят справа, Чирок и Пятак. Здоровые словно лоси. Оба осуждены за мокряк⁴¹, но думаю, что Пепел договорился с хозяином⁴², – прошептал мне Антон, чтобы никто не услышал.

Я посмотрел на здоровых уркаганов, что стояли с краю строя, действительно видно, что физически очень сильные. В строй выходили из всех трёх бараков, строились в четыре шеренги. Когда закончили вызывать будущих штрафников, притащились заключённые, что работали на кухне. Привезли сухой паёк на тележке, в который вошли треть буханки хлеба, десяток сухарей. А ещё, что мне показалось странным, кусок сала примерно на сто пятьдесят грамм. У всех имелись мешки, с подвязками, чтобы носить за спиной, вроде рюкзака. Народ складывал скудный паёк в свои сидоры⁴³. Когда паёк раздали вышел начальник лагеря вместе с конвоем, который будет сопровождать нас. Майор Зельцман толкнул пламенную речь о защите Родины и всё такое, типа мы встали на путь исправления, а своей кровью искупим всю тяжесть вины. А Коммунистическая партия, под руководством Вождя, товарища Сталина, поведут нас в светлое будущее. Говорил красиво, я аж заслушался. А потом подумал, что умели коммунисты своими речами зомбировать людей этого времени. Колонной нас повели на выход из лагеря, к реке, именно там стояла баржа, по моим прикидкам из лагеря забрали почти восемьдесят человек, может чуть больше, а может меньше. Заключённые шагали вольным шагом.

– Сейчас запрут нас в барже, как селёдку в банке. Скорей всего до Тавды сплавятся, там железная дорога есть, – произнёс негромко Ловкач.

Я подумал, что моё тело тоже наверняка знало куда могут везти, ведь в лагерь как-то доставили. Только память родственника не торопилась делиться со мной знаниями. В очередной раз я подумал о том, где мне найти перстень, который вернёт меня обратно в моё время через ритуал. Как только подошли к реке, я рассмотрел катер и баржу. Сам катер по принципу буксира, но толкает баржу в корму, скорей всего закреплено там всё прочно. На палубе баржи малые постройки, явно не для нас, а для конвоя. Действительно, нас загрузили в трюм баржи, освещения здесь не было, точнее не было искусственного освещения, зато имелись вентиляционные люки, которые были зарешечены. А иначе была бы вероятность задохнуться в трюме. Да и конвою наблюдать можно через такие люки вентиляции, даже пострелять можно, если потребуется. Ловкач выбрал место недалеко одного из люков, таковых имелось три штуки. Места были заняты, но Ловкач, не обременяя себя любовью к ближним, распинал ногами некоторых заключённых, освободив нам место. Я заметил, что блатные конкретно шугали других заключённых не стесняясь. Если кто-то что-то проворчал, то Ловкач шикнул, ворчание сразу прекратилось. Мы уселись, привалившись спиной к борту баржи. Антон развязал свой сидор, стал осматривать свои пожитки. Похвастался мне почти новой колодой карт. Не может Ловкач без игры в азартные игры, в будущем таких людей будут называть игроманы. Немного порывшись, Антон достал два предмета, закрыв полой пиджака от чужих глаз, показал мне.

– Смотри чем разжился, два дня назад выиграл у нашего кузнеца. Поверь на слово, мастер он хороший, много перьев⁴⁴ сделал, никто не жаловался, – улыбаясь прошептал Антон.

Это были ножи в ножнах, а точнее финский нож, в народе назывался «финкой». Широкое и короткое лезвие, ручка выполнена из бересты. Я такие ножи встречал в будущем, что интересно из-за бересты нож не тонет в воде. Сделан качественно, ведь я сам кузнец, правда в другой жизни. В общем вещь очень полезная, таким хоть сало порезать, хоть горло кому-нибудь вскрыть. Я проверил заточку клинка. Что сказать, лагерный кузнец мастер однозначно, жаль не познакомился с ним. Развязав свой сидор, я достал нательную рубаху и стал резать её на полосы.

– У тебя что, рубаха лишняя? – удивился Антон.

– Делай как я, не зубоскаль, – коротко произнёс я.

Я задрал штанину и начал приматывать финку с ножнами к икре правой ноги тканевой полосой от рубахи. Я правша, с этой стороны мне удобней достать клинок, если возникнет такая надобность.

– Думаешь нас шмонать⁴⁵ будут? – спросил меня Антон, но повторил мои действия.

– Думаю, что не без этого. Кое-что оставят, а вот ножи отберут однозначно, чтобы мы в дороге друг другу уши не обрезали. К тому же нам где-то по дороге другую одежду дадут, не отправят же в бой в том, что на нас сейчас, – коротко пояснил я.

Я считаю, что при качественном обыске мы так просто свои финки не спрячем, но попытаться стоит. Ловкач продолжал инспектировать своё барахло, а я, привалившись головой к борту баржи задремал.

Лето 1942 год. По реке до Тавды. Штрафники-добровольцы.

Я проспал пару часов, проснулся от того, что тело затекло от неудобного положения. Наше место с Антоном было рядом с люком, откуда падал дневной свет. Осмотрелся. Прямо под люком, чтобы было освещение играли в карты. Даже не сомневался, что там Ловкач. На полу трюма стоит ящик, с одной стороны сидит Антон, с другой несколько зэка. Ловкач внаглую обыгрывает народ, пока есть возможность. Я прислушался к разговору.

– Игра должна быть на интерес, тогда здоровый азарт просыпается в человеке, жить становится веселее. Что поставишь, Сухарь? – активно уговаривал заключённого Ловкач.

– Ты у меня уже все сухари выиграл. Могу ботинки поставить, пойдёт? – горячился незнакомый мне жулик, но явно поддавшийся азарту.

Ловкач достал блестящий портсигар, покрутил им перед носом Сухаря.

– Ботинки твои мне ни в одно место не упирались, сам носи. Я смотри какую ценную вещь ставлю, а ты за ботинки базаришь. Портсигар старинный, хороших денег стоит, за такую вещь можно пару буханок хлеба выменять. Ставь свою цепочку, я знаю у тебя есть, – забалтывал своего оппонента Ловкач.

– Ну есть. И что? Цепочка золотая, между прочим, против портсигара не тянет, – азартно возражал Сухарь.

– Твоя правда, ставлю к портсигару бензиновую зажигалку, медную. Безотказная штука, кремень новёхонький, а ещё пачку чая. Душистый чай, из него чифирь словно напиток богов получится, – продолжил соблазнять игрока Ловкач.